Много ли вы знаете примеров опер, где бы режиссер и композитор были одним лицом, а «лицом» и «голосом» был бы не звучащий со сцены текст? Опера «Проза» Владимира Раннева удивляет, восхищает, раздражает – одним словом, воздействует на – зрителя: не только консервативно настроенного, но и любителя концептуального искусства. А что же еще может делать настоящее произведение искусства, кроме как не оставлять публику равнодушной?
Опера создана на основе двух текстов (между временем написания которых – столетие): повесть «Степь» А.П. Чехова и рассказ «Жених» Ю. Мамлеева. Вполне естественно, если зритель, даже имея представление об этих произведениях, не вполне может себе вообразить, как и во что их можно соединить. Да, при прочтении обоих невольно вспоминается «Кому на Руси жить хорошо», «Анна Каренина» и «Матренин двор» – из-за главенствующего мотива пути (с «остановками» на смерть), «галерейности» портретов персонажей (можно в ассоциациях дойти даже до «Путешествия из Петербурга в Москву») и буквально сочащейся со страниц фольклорности и русскости. Но нет, решительно невозможно представить, как их соединить в одно целое. Присутствуя на самой «Прозе», недоумевающий зритель находит ответ на свой вопрос, но слово «невозможно» остается у него в голове.
В наше поп-культурное время мы привыкли, что мы ходим поглощать плоды искусства, чтобы получить удовольствие. Однако катарсис никто не отменял – о чем нам старательно и напоминает Владимир Раннев своей оперой. «Проза» – произведение неудобное. Вас может не покидать ощущение, что ваш мозг подвергается насилию, в ответ на что он посылает вам сигналы в виде отчаянного желания уйти. Но тогда что же получается, мы зря терпели Ларса фон Триера? Да и картинка занятная; комиксы мы любим… «Остаемся», – решаете вы с мозгом и начинаете понимать, что, хотя катарсис в совокупности с перманентным саспенсом и отсылает нас к восприятию искусства времен Аристотеля и раньше, «Проза» пропитана постмодернизмом.
Тут и много ассоциативное пение – то ли церковное, то ли напоминающее исконно русский плач, то ли это звуки, раздающиеся в индейских прериях; тут и видеоряд, отсылающий то ли к советским мультикам, то ли к экранизации графических романов, то ли к музыкальным современным бюджетным клипам; тут и внезапное осознание, что за чтением «комиксов» вы перестали понимать, что поют. Авторы «Прозы» заранее готовили вас к этому и в либретто вставили отрывки из «Степи» – произведения, которое поется; текст «Жених» вы читаете на протяжении всей оперы в подобии огромного лайтбокса (коронная «техника» художника «Прозы» Марины Алексеевой)… На протяжении всей оперы. Точно! – вспоминаете вы; значит, все нормально. Тем более само название (оперы, напоминает еще раз мозг) намекает на второе негласное имя всего этого перформанса. Имя ему – гротеск.
Для невнимательных любителей походов в культурные места «Проза» рискует стать тем самым мероприятием, где в комментариях на интернет-страницах консерваторы будут писать, что это не опера (как, например, возмущенно пишут в комментариях и отзывах к спектаклю «Мушкетёры. Сага. Часть первая» Константина Богомолова, что не находят там тех самых мушкетеров, которых они пришли показать внукам). Для внимательных – вся эта многочастность (режиссер-композитор, Егорушка-Ваня, смешно-страшно и т.д.) станет настоящей находкой и найдет в душе отклик: это же самая настоящая старая русская народная сказка, просто с полуголографическим видеорядом. Да, странновато, но вы там держитесь. Баю-бай.
