Тридцать лет назад, 17 февраля 1988 года, не стало Александра Николаевича Башлачёва, сибирского музыканта из Череповца, который за свою короткую жизнь успел сделать достаточно, чтобы оказывать своё влияние на музыку до сих пор. И его наследие – это порядка шестидесяти песен, при почти полном отсутствии адекватной звукозаписи, несколько стихотворений, интервью, сотня-другая фотографий.
Александр Башлачёв ворвался на рок-сцену в 1984 году: он уже какое-то время занимался музыкой, когда его друг Леонид Парфёнов (оба были по образованию журналистами) познакомил Александра с музыкальным критиком Артемием Троицким. Тот пришёл в восторг и дальше, как мог, пытался помочь молодому парню стать известным. Музыкант больше хотел стать услышанным, чем знаменитым, может, заранее понимал, что ничего хорошего в этом не будет.
Ему удалось покорить и Питер, и Москву. На квартирниках всегда была масса народу, денег за них Башлачёв принципиально не брал, играл как в последний раз: разбитые в кровь пальцы, заляпанный корпус двенадцатиструнки давно стали общеизвестным фактом, кто хоть что-то слышал о СашБаше.
Несмотря на предельно простую музыкальную составляющую и гораздо более сложные тексты, по сравнению с теми, что составляют основной корпус так называемой русской рок-поэзии, СашБаш был по-настоящему мелодичен. Любые упрощения с эстетствующим видом, мол, как поэт – да, как музыкант – нет, неуместны. Житель большого города может каждый вечер посещать мероприятия с музыкантами, которые играют на порядок лучше, имеют инструменты и аппаратуру дороже, чем любая из доступных Башлачёву. От них не останется ни следа, потому что, что ж, «Лунная соната» произведение не такое уж сложное, но его сочинить не получается, «Hit the road, Jack!» тоже, а пальцевой эквилибристики все уже вдоволь наелись за полвека. Но ставить вопрос «что такое музыка» смысла нет, каждый останется при своём.
Что же такого сделал Александр Башлачёв, чтобы обессмертить своё имя? Он оказался переходным звеном в цепочке русской музыки. Высоцкий, Галич, Башлачёв, пустота… Пока русская рок-музыка осваивала западные образцы и делала не то каверы, не то ремейки зарубежных песен, а советская эстрада занималась вообще непонятной ерундой и откровенным лубком, настоящая работа была в стороне. От бардовской традиции, которая была отдушиной у народа, нужно было отойти, но не выбросить её, а переработать, добавив рок-музыку, бывшую протестом и модой. К сожалению, в этом направлении работал один человек.
Необычайно развитый и эрудированный, написавший дипломную работу по The Doors, Башлачёв рвался на другую сторону, чтоб утянуть за собой всё поле русской культуры.
Но страну разрушили, уничтожив и плохое, и хорошее – не пластинки Ролингов и самиздат Мандельштама, а тридцать сортов колбасы и импортные джинсы. Хотели всего и сразу. Только никто не знал, что в две стороны не получится, разорвёшься. Башлачёв видел «чёрные дыры» там, где все привыкли к застывшему вечному падению. Антрополог Юрчак остроумно назовёт свою книгу «Это было навсегда, пока не кончилось», и большинство развал застал врасплох. Понимание, что всё вот-вот рассыплется и не оставит после себя ничего, наверное, тоже одна из причин гибели: «а строй не строй, ты только строй, / я не герой, ты не слепой: / прими страну свою».
Смерть Башлачёва стала предзнаменованием конца русского рока. Всё яркое, что с ним произойдёт после – типа Химеры или Машнина – партизанские вылазки на оккупированные территории, да и не совсем русский рок. Команды выбраны случайно, но у обеих есть посвящения или упоминания СашБаша. Например, Машнин знал его лично, по работе в котельной. Дело не в самой смерти, не на нём же всё держалось, но после этого начинается совсем другая история. И даже в этой абсолютно новой реальности, которая больше похоже на колонизацию другой планеты, можно подойти к любому из знакомых с Башлачёвым, на любом мероприятии, которое даже никак не относится к музыке, и начать спрашивать о нём. И они ответят, даже не сбившись ни на секунду. Они – это Парфёнов, Гребенщиков, Шевчук, Троицкий, Кинчев и многие, многие другие. Люди, которым есть что рассказать о себе, но кто расскажет о Саше, когда он больше не может?
И это при очень ограниченном объеме творчества, если сравнивать с тем же Высоцким. К счастью, есть в искусстве множество подобных примеров: Грибоедов и «Горе от ума» (если не читали его стихотворений, не читайте, целее будете); Ван Гог, всего лишь писавший письма брату и ненароком создавший образец эпистолярного жанра, какого не видели со времён античности; поэт Стромилов, у которого народ украл «То не ветер ветку клонит». У Башлачёва не одно произведение, а очень разностороннее множество. «Не позволяй душе лениться» и «Подвиг разведчика» – поводы посмеяться, «Егоркина былина» – образец шаманизма, «Время колокольчиков» – чуть ли не гимн всего русского рока, «Петербургская свадьба» – романс, не так давно перепетый Васильевым и группой «Сплин», одно из немногих точных и самобытных переосмыслений творчества Башлачёва за всё время.
Работать с ним очень сложно. Что с живым, что с закончившим петь. Он никогда не был профессионалом, ремесленником, а сейчас вся сцена работает на это. (Похоже, «работала», потому что миллениалам такое положение не понравилось, и они громят всю рыночную экономику сильнее, чем в самых жарких снах Ильича). Перед нами бесконечный конвейер шоу, где люди и поют, и играют на инструментах (даже во множественном числе) лучше Башлачёва. И что? Где итог?
Градский, которого с Александром познакомили, будто едва ли не выгнал музыканта, со словами, чтобы тот возвращался, когда научиться играть и петь. Ну, давайте тогда сравнивать профессионалов с другими великими вокалами, типа Джо Кокера (а по силе подачи, но не по мастерству, они с Башлачёвым похожи: обоим веришь, когда слышишь). Что будет с любым победителем этих великолепных проектов, если они станут бухать и курить, как Джо, что голос настолько сильно просядет? Свободная касса или горсть таблеток в дешёвой гостинице. Коммерческая сцена не может себе позволить ни такого надрыва, ни этого титанического расслабона.
Продолжателей дела не нашлось. Можно говорить об отдельных моментах, типа дарк-фолк «Русского альбома» БГ. Сам Борис Борисович говорит об этом в книге «Знак кровоточия», посвященной жизни и посмертному существованию Башлачёва: «Безусловно, он поднимал пласт, в который я бы и не сунулся. И вообще не было бы «Русского альбома», если бы он был жив. Когда он умер, я ощутил, что мне на плечи ложится какая-то дополнительная часть груза». А отсюда выходит и «Солнце мёртвых» Славы КПСС, который тот сам называл вольной интерпретацией этой пластинки, в рамках рэпа. Там же, кстати, много отсылок и на Егора Летова, который много раз обращался к творчеству и памяти Башлачёва. О его влиянии говорили Хаски и 25/17. На него до сих пор пытаются делать каверы, как недавняя работа под руководством Ревякина и «Калинова моста», объединившая многих музыкантов сцены, но всё не то. СашБаш растворяется в чужом творчестве, снова возникает, проявляется и исчезает, но только тот, которого мы уже видели. Он нам итак уже дал это. Основной туннель, прорубленный Башлачёвым, но не вышедший к свету, никому не по силам.
Сделать прививку Западом всему русскому (или наоборот) не получается, да никто и не хочет, зачем, когда есть готовые, отработанные схемы. Есть звук, есть подача, бери и учись.
К сожалению, всякий текст Башлачёва в наши дни становится всё актуальнее. Ну кому могло прийти в голову, что «Подвиг разведчика», насмешка над советским зомбоящиком, будет ещё хоть когда-нибудь актуален. «Экран, а в нем с утра звенят коньки…/ В хоккей играют настоящие мужчины./ По радио поют, что нет причины для тоски,/ И в этом ее главная причина». Опять кругом враги, но растёт экономика, а за бугром – кризис, смотрите «Ночной хоккей». Похоже, что где-то протухло большое яйцо. Можно кавычить, можно воспринимать как прямое высказывание. Это ошеломительно страшно, это говорит, что мы ничего не пережили за эти тридцать лет, не сдвинулись ни на сантиметр, если не обманываться иномарками и заграничными поездками без выездной визы. Значит, нам ещё только предстоит действительно забывать Башлачёва, не в обиду гению, а потому что слова его станут непонятны, не нужны, они покроются пылью, как трактаты по алхимии и френологии. Чтобы это начало происходить, сначала надо выучить и выучиться.
Что тут еще добавить? Learn to forget. Learn to forget…
